После первой публикации о путешествии нашей группы к мысу Челюскин (см. «КЯ» N2 80) прошли два года. Мы затратили их на подготовку новой молодежной экспедиции опять-таки с выходом в Карское море, но на этот раз по Оби, и плаванием вокруг Ямала, но, на более мореходном, чем наш старый плот, парусном судне. Долгие споры о том, каким именно должно быть это новое судно, закончились постройкой по собственному проекту разборного парусного (чтобы меньше зависеть от береговых баз снабжения) то ли тримарана, то ли плота, в конце концов получившего звучное название «Аквелон», что означает свежий ветер.
Современный рынок туристических услуг предлагает самые разнообразные виды путешествий. В это число входят и паломнические туры. Так, на rosistok.ru/optina вы можете ознакомиться с программой тура в Оптину Пустынь и заказать данный тур.
Итак, прошли два года исканий и разочарований, тренировочных походов, поисков и находок, а главное— работы. Ведь известно, что порой подготовительный период оказывается труднее и сложнее, чем сам маршрут. Преодолеть все тяготы помогало органичное слияние нашего увлечения и повседневного труда: «по должности» мы занимались изучением малых рек Севера, а свои «служебные командировки» рассматривали как тренировочные выходы перед большим отпускным плаванием.
Показательна экспедиция 1979 г. на Гыданский полуостров. Перед нами была поставлена задача — обследовать четыре реки, находящиеся на значительном расстоянии одна от другой. Путь морем был долог, сроки горели. Правда, был заманчивый запасной вариант: перевалить при помощи вездехода водораздел и оказаться, вместе с лодкой сразу в районе верховьев реки Юрибей. Для осуществления этого варианта требовалось «немного» — отказаться от всего лишнего. А после тщательного подсчета веса снаряжения, аппаратуры и необходимого запаса топлива, мы пришли н неутешительному выводу, что лишнего у нас 100 кг. Эти 100 кг уже не могла поднять сверх предела нагруженная «Казанка-5М»! Логика дальнейших рассуждений была предельно проста: топливо и аппаратура «урезанию» не подлежат, остаются личные вещи и продукты. В нас /же прочно сидел дух идей полярного исследователя В. Стеффенсона (его книга «Гостеприимная Арктика» вызывала споры, но подкупала смелостью мысли), за плечами был трехлетний опыт работы в арктических условиях. А тут представлялась возможность проверить, сможем ли мы по стеффенсоновской идее обходиться без запаса продуктов, довольствуясь тем, что добудем в тундре своими руками?
Другими словами, мы оказались в 400 км от ближайшей фактории, имея в наличии только чай, соль и небольшой НЗ. Не буду описывать все перипетии этой экспедиции. Скажу лишь, что весь объем запланированных работ мы выполнили и еще раз убедились в большом «прочностном запасе» подготовленного человека. Подчеркиваю — подготовленного! Легкомысленность и Арктика — понятия несовместимые. Постепенное нарастание сложности — единственный принцип, который можно взять на вооружение. Только с опытом приходит то, о чем говорил Руал Амундсен: «Одинаково важны: предусмотрительность, чтобы вовремя замечать трудности, и осторожность, чтобы самым тщательным образом подготовиться к их встрече».
А теперь собственно о первом этапе нашей экспедиции вокруг Ямала — ходовых испытаниях «Аквелона» и одновременно броске от Салехарда на север, к берегам Карского моря, к исходной точке основного маршрута. Мы хорошо понимали, что в 1980 г. на большее рассчитывать нельзя: получилось так, что все были ограничены временем.
Собрались вместе мы лишь перед самым вылетом на маршрут. А было нас семеро: Володя Фадеев, Виктор Александров, Андрей Махов, Сергей Солопов, Александр Гасенко, Сергей Мачнев и я. Две недели ушли на сборку судна и его вооружение. И только пасмурным днем 22.VNI мы смогли, наконец, выйти в море.
Первая запись появилась в моем журнале:
22 августа. Провожающие фиксируют каждое наше движение, а мы, преисполненные чувством собственного достоинства, наводим блеск на палубе, готовим паруса.
Звучит команда: «Поднять якорь!» Стартовое волнение достигает апогея, взгляды всех обращены на Сергея Мачнева, которому доверено совершить таинство. И вдруг вместо таких по-морскому значительных фраз, как «якорь встал», «якорь вышел», мы слышим что-то несуразное и совсем не подходящее к случаю: «А якоря-то нет…»
Воцаряется тишина. Затем кто-то, не потерявший способности мыслить, задает вопрос, преисполненный глубокого смысла: «Как это — нет?». Однако все мы видим, что его-таки нет. В эту минуту бухточка, где расположена база геологов, от пирса которой мы «торжественно отходили», должна была бы высохнуть и испариться, а мы, вместе с нашим «Аквелоном», согласны были бы провалиться, лишь бы не участвовать в подобном спектакле.
Я выскакиваю на берег и бегу на склад получать новый якорь, когда до меня доносится радостный вопль Шуры Гасенко: «Нашел!».
Через несколько минут дружно отталкиваемся от пирса. Вот тут-то и вырвался вздох облегчения у всех — у провожающих, которые, наверное, потеряли надежду увидеть судно в парусном одеянии, и у «отъезжающих».
Скрылся за поворотом Салехард. Можно спокойно оглядеться, разложить по местам снаряжение. Виктор— первооснова порядка. Его доходчивые объяснения о том, что каждая вещь имеет свое постоянное место, неизменно находят горячую поддержку у всех нас — нарушителей дисциплины. Все согласно кивают головой, разводят руками и клянутся, что больше такого с ними не повторится.
Экипаж разбит на две вахты. Меняемся через 6 часов. Судно и мы понемногу становимся одним целым, притираемся друг к другу. Готовы проникнуться взаимным уважением, но для этого пока еще нет условий — испытания впереди.
Поневоле все стали ветропоклонниками. В городе никто из нас, обремененных вечными заботами, и не замечал, что на свете существует ветер. А если замечал, значит, ветер дул сильный и это было плохо. Здесь оценки изменились. Ветер для нас — движение, жизнь. Не зря же основная масса морских примет связана с ветром и родилась в эпоху парусного флота, а моряки и поныне относятся к одной из самых суеверных категорий людей! Ловлю себя на мысли, что готов «увязать» весь «Аквелон» ритуальными тряпками, лишь бы дуло как следует и в нужную сторону.
Много забот доставляет ночная вахта (в это время года темнело уже на целых 5 часов). Узкий фарватер, петляющий поперек русла реки, заставляет мотаться от берега к берегу, то и дело меняя галсы. Так, на подходе к острову Начальный ширина судового хода не превышала 100 м, а интервал между идущими вверх и вниз по реке гружеными судами был никак не более 5—ю минут; в этих условиях следовало около кило-
метра идти в острый- бейдевинд. Вот и попробуй при этом не создать затруднений для судоходства1 Добрых два часа мы крутились в этой узкости и спокойно вздохнули, выскочив в широкую протоку только тогда, когда ночь уже уступила серому преддверию рассвета…
Выход из Оби в губу ознаменовался первым штормом. Волна крутая, жесткая. Двое суток нет ни бортовой, ни килевой качки, а есть просто бесконечная череда взлетов и падений. В моей памяти всплывает шторм в Аральском море; этого достаточно, чтобы Бозродилось то, что называется морской болезнью! Отдых после вахты превращается в пытку, охватывает мерзкое чувство апатии. Мир, потерявший равновесие, суживается до узких рамок собственного страдания.
Выбираюсь на палубу—в лицо ударяет плотный холодный ветер. Становится легче.
Три раза в сутки собираемся вместе за столом. Оживление, смех. Разбираем случившееся, намечаем план на ближайшее будущее. Позволяем себе послушать музыку. Фонотека, с умом подобранная Андреем, удовлетворяет вкусам каждого из нас, но наслаждаться ею более получаса не дает Шура, который бдительно следит за расходом электроэнергии. Скупой рыцарь в эти моменты явно проигрывает ему. Его вдохновенные рассказы об аккумуляторах и сложности их зарядки вызывают живейший интерес слушателей, однако музыки не заменяют.
В послеобеденное время над свободными от вахты властвует наш врач — Сергей: «прогоняет» свою программу, терроризируя опросами и психологическими тестами. Он буквально охотится за каждой царапиной. Вот очередная жертва медицины, закормленная витаминами и обмотанная бинтами, спасается от него, забиваясь в глубины спального модуля. Сейчас-то уже ничего, а вот во время сборки судна в Салехарде наш лагерь просто напоминал полевой госпиталь. Ряды полноценных работников поредели настолько, что терпению пришел конец: было решено, что болеть нельзя. Это возымело действие и положило начало бурному общему выздоровлению.
Подготовка к смене вахт начинается за полчаса до
срока. Побудка происходит просто: щелкает замок двери и раздается чей-нибудь мерзкий голос, в котором сквозит нескрываемая радость: «Время!». Одеваешься медленно. И не только от того, что пытаешься оттянуть момент выхода на палубу: просто в сознании должен произойти сдвиг от сна к бодрствованию.
Отыгрывая каждую милю, независимо от ветра, погоды, настроения, не взирая на усталость, уходим все дальше и дальше на север.
На траверзе мыса Трехбугорный ветер начинает свежеть. Все говорит о том, что надвигается непогода. Возникает тягостное чувство неуверенности. Ожидание выматывает. И главнее — от тебя ничто не зависит, все вершится по каким-то иеведомым законам, ты — не действующее лицо, а зритель. С тебя спросится потом, когда рванет ветром в попытке сорвать, смять, уничтожить…
Проходит страх, уступая место злости. Появляется удивительное чувство слияния с судном, радость противоборства. Летим в белом облаке парусов сквозь водяную круговерть и свист ветра. Да, это — спорт! * » •
Отошли на 100 км от полярной станции Тамбей. Наступает время приема метеосводки. Шура сидит у рации и, пока не наступил урочный час, гуляет в эфире. В 22.00 на наши молчаливые взгляды он отвечает неуверенным пожатием плеч. Через полчаса становится ясно, что сводки нет и не будет. То же произошло и на следующий день. Только позднее мы узнали, что магнитная буря вызвала непроходимость радиоволн. Но это было потом, а тогда мы терялись в догадках и пытались убедить друг друга в том, что без прогнозадаже лучше — меньше расстройства.
Сергей Мачнев, уважительно называемый Моисеичем, любовно перебирает запасы продуктов, ворчит и клятвенно заверяет, что с завтрашнего дня снизит нормы питания. Сделать это нетрудно: накануне «полетела» бензиновая печка, еще раньше вышел из строя примус. Дошли до паяльной лампы: теперь обед готовим, расположившись на сетке палубы. А свободные от вахты ломают голову над тем, как исправить то, что исправить нельзя. В очередной раз печку разбирают, продувают, заменяют иглу новой — сделанной из тетрадной скрепки. Вспыхнувшее над горелкой пламя уже не вызывает бурного восторга: через несколько минут нормальный синий цвет огня становится оранжевым, переходит в красный и пропадает…
Скупые строчки судового журнала подобны сжатой пружине: отпусти ее — прочитай, и пойдут развертываться события, возникнет прошлое в калейдоскопе мелочей и подробностей, страстей и переживаний. Вот несколько строчек из записанных в тот памятный день, когда мы по существу уже вышли из Обской губы в Карское море, но вместо того, чтобы начать обход северной оконечности Ямала, вынуждены были повернуть назад—на юг, снова в губу.
7 сентября. 4.00. Во время очередного поворота — идем в лавировку — зацепили край банки, погнули шверт.
7.30. Шверт под ударами волн согнулся настолько, что стал угрожать левому поплавку. Отпиливаем фиксирующие стержни и выталкиваем шверт из колодца. Ветер нордовый—17 м/с.
10.50. Завтрак (вместо 9.00 по расписанию: не исправна бензиновая печка).
11.10. Ставим штормовой стаксель. Рифим грот. «Ак- велон» с трудом взбирается на волну. Без шверта дрейф очень сильный!
12.00. Смена вахт. Ветер нордовый — 20 м/с. Решение принято: меняем курс, ложимся на КК = 270° — идем к берегу.
14.00. Скорость ветра 23 м/с и, судя по всему, возможно его дальнейшее усиление. Приняли решение: отстаиваться у западного берега. Основная опасность — прохождение прибойной зоны. В бинокль виден обрывистый берег высотой до 10 м, Приближаемся. Различаем два разлома в береговой полосе — места впадения речушек. Если идти под одним зарифленным гротом, мы в них не попадем — проскочим мимо. Поднимаем стаксель — крен увеличивается, правые поплавки выходят из воды. Идем в бакштаг.
14.30. Вошли в прибойную зону. Дно песчаное. Одно касание,, другое — проскакиваем первую гряду, за ней волнение меньше. Рубим паруса. Команда: «За борт!». Вытаскиваем судно на мель, а за спиной гремит и бушует прибой.
И вот уже «Аквелон» плотно сидит на грунте. Прибой понемногу начинает отходить вместе с отливом. Нож — на пояс, патроны — в карман (пулевые отдельно), беру ружье и компас, — на все уходит не более трех минут. А до сухого берега 200 м по мелководью. Охватывает нетерпение: быстрее, быстрее ступить на незнакомую, таинственную землю! Извечное любопытство заставляет ускорять шаги.
Кончился подъем. За мной — море, впереди—насколько хватает глаз — заснеженная тундра в причудливых разломах рек и озер.
Неделя, потерянная во время штора на выходе в Карское море, съела лимит нашего времени. 10 сентября было принято решение о возвращении в ближайший населенный пункт, который имел бы хорошее воздушное и морское сообщение с материком и подходил бы для консервации судна до лета 1981 г. Выбор пал на Тамбей.
На четвертые сутки в разрывах тумана появился поселок. Строения парят над водой — невероятный оптический эффект: полное впечатление, что берег поглотила вода, а дома вырастают «прямо из моря». Пристали недалеко от маяка. Разгрузили «Аквелон», вытащили его на берег подоспевшим вездеходом.
И вот—грустная церемония спуска флага.
14 октября вернулись в родной Новосибирск последние участники пробного плавания на «Аквелоне» — Андрей Махов и Александр Гасенко.
А в первых числах ноября мы уже приступили к программе подготовки следующей экспедиции. Тренировочный водный маршрут в условиях, приближенных к северным. Идем на байдарках по еще незамерзшей сибирской реке. Неслышно падает снег, все резче контраст между черной водой и сверкающей белизной берегов. Руки автоматически делают необходимую работу, весла думать не мешают, и возникают в памяти картины совсем недавнего прошлого — вспоминается манящая к себе Арктика.